«Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет. Ибо младенец родился нам; Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Исаия 9:2, 6).
Рождество и Пасха – два главных Христианских праздника. Иногда их пытаются сравнивать, указывают на то, что в Западной церкви большее внимание уделяется первому празднику, а в Восточной – второму. Наблюдение это отчасти справедливое, однако устанавливать первенство среди событий, имеющих столь колоссальное духовное измерение, — занятие неправомерное. Без воплощения Иисуса Христа и Его прихода в наш мир не было бы и воскресения. С другой стороны, именно воскресение делает этот приход значимым и открывает в странствующем Учителе из Назарета Сына Божьего.
И все-таки, пожалуй, в одном отношении Рождество действительно имеет преимущество: ни одна другая евангельская история не пользуется такой «популярностью» у художников и поэтов. Даже те, кто далек от искусства, непременно вспомнят картины, изображающие Марию с Иисусом на руках. Впрочем, произведениями такого рода рождественская тема отнюдь не исчерпывается. Здесь и пастухи, откликнувшиеся на весть небесного посланника, и волхвы, принесшие дары, и собственно святая чета у яслей с Новорожденным в окружении обычных обитателей хлева.
Повышенному вниманию к подобным эпизодам есть свое объяснение. Изобразить Христа прославленного и восставшего из могилы, чрезвычайно трудно (существуют, конечно, гениальные попытки); такие метаморфозы не укладываются в нашем сознании, это слишком высоко для человеческого ума. А вот мать с младенцем на руках – разве можно придумать более трогательную земную картину.
Рождество очень человечно. Наверное, поэтому этот праздник прочно занял место у домашнего очага.
И вот, теперь эта человечность умножается на невероятную художественную наполненность события. Свет воссиял над миром, но в самое темное время суток. Перед нами беззащитный младенец, но одновременно это и Сын Всемогущего Бога. Он – Царь царей, но лежит не на пуховых перинах, а в кормушке для скота. Вокруг Него не дворцовые служители, а домашние животные. Поклониться Ему приходят не знатные вельможи, а деревенские пастухи. Рождение Христа предсказано в Священном Писании, но знают о нем не религиозные учителя, а волхвы-язычники. На таких парадоксах и строится ни с чем не сравнимое очарование, которое привлекает к этому событию людей искусства.
Однако все эти впечатления складываются постепенно, по мере осмысления рождественской истории. А что бы увидел и почувствовал случайный наблюдатель, окажись он в ту ночь в Вифлееме, в том самом месте? Полумрак холодного помещения. Запах, который обычно бывает в стойле для скота, и к которому «цивилизованное обоняние» совсем не привыкло. Бедно одетые женщина, только что перенесшая роды и ее муж-ремесленник, спеленатый младенец, положенный прямо на сено в кормушку для скота… Вряд ли этот посетитель испытал бы восхищение, скорее – жалость. Ему бы и в голову не пришло, что здесь произошло чрезвычайное в истории человечества событие – Боговоплощение. Но вот, жестом его приглашают войти. Ему рассказывают о том, Кто Сей Младенец. Посетитель с недоверием слушает. Потом неожиданно приходят пастухи и преклоняются перед яслями. «Что за шутка!» — недоумевает незнакомец. Наконец, в хлеву собирается народ, и все с удивлением слушают о явлении ангелов, о небесном сиянии.
Земная обыденность таит в себе сокровенный духовный смысл. Но чтобы уразуметь этот смысл, необходимо различать звуки, доносящиеся не с земли, а с небес. А для этого мало быть просто человечным или обладать тонким эстетическим восприятием. Бог открывается тем, кто желает Его слышать и готов исполнять то, что слышит. «Живущим в стране тени смертной свет воссиял!» Жизнь людей, которые встретили Иисуса и постигли тайну Рождества, уже не могла оставаться такой, как прежде. Для всех же остальных Рождество – лишь красивая и трогательная история.
И. Латухин, “Для наших друзей”
