Мои учителя из Дома инвалидов

678
Wheelchair

Жизнь сталкивает нас с разными людьми, и всегда находятся те, кто может научить нас чему-то важному, глубокому, истинному.

В 90-х годах я с группой верующих начала посещать Дом инвалидов (сейчас он называется Геронтологический центр). То, что я увидела, повергло меня в шок. Мне пришлось встретиться со многими увечными людьми. Помню одного человека (его звали Иван), у которого были отрезаны обе ноги, и он передвигался на деревянной дощечке, отталкиваясь от земли руками, одетыми в кожаные перчатки, чтобы избежать травм. Впечатление было ужасным. У меня и так на сердце лежал тяжёлый груз от своих личных переживаний, а тут ещё эти несчастные люди.

Усилием воли я подавила в себе желание уйти — было стыдно перед своими верующими друзьями и перед этими инвалидами. К тому же я знала, что помощь таким увечным — дело, угодное Богу. И я осталась… на 20 лет.

Господь познакомил меня с удивительными людьми, которых я могу назвать своими учителями. Сейчас многих из них нет в живых, но я очень благодарна им, что помогли мне избавиться от сосредоточенности исключительно на своём «Я».

Вот Хельви Вильямовна, финка по национальности, или, как все мы её называли, Эля. Всегда радостно-приветливая, говорливая, она в начале нашего знакомства передвигалась на костылях. Когда я впервые её увидела, она кормила голубей. Руки плохо слушались её, пальцы все были искривлены тяжёлой формой артрита. Вопреки всему, Эля излучала радость и тепло.

Эля заочно окончила филфак, много читала, но самым большим её увлечением была природа. Она страстно любила всё живое и говорила о себе, что по натуре она не филолог, а биолог.

Перенеся много страданий и потерь (а Хельви Вильямовна находилась в блокадном Ленинграде, будучи ребёнком), эта женщина не ожесточилась, не озлобилась, не замкнулась в себе. Напротив, она была открыта всему миру. Её весёлый голосок напоминал щебетание птички, невесть как залетевшей в Дом инвалидов. О своих болезнях говорила редко, и то только тогда, когда уже припекало так, что терпеть было невмоготу. Она нисколько не напоминала тех занудных старушек, которые без конца твердят о своих болячках.

У Эли было столько друзей и знакомых, что я иной раз диву давалась: как такое возможно? У неё я научилась не замыкаться только на своих проблемах, а переключать внимание на других. Общаясь с ней, я всегда получала заряд оптимизма, и получалось, что не я поддерживаю её, а она — меня.

Эля была глубоко верующим человеком, и эта её вера сквозила во всём. Простота, скромность, добросердечность — всё это, несомненно, действие благодати Божьей. На этажерке с книгами у Хельви Вильямовны было много духовной литературы, и мы часто с ней беседовали о Боге, о заповедях, о христианской любви.

А вот баба Маша, простая русская женщина, с детства страдающая заболеванием ног и уже 18 лет прикованная к кровати. Но в её душе, как и у Эли, отсутствовала озлобленность. Лицо было удивительно добрым и мягким, хотя в жизни ей довелось перенести немало лишений и бед.

Баба Маша пережила войну. Тогда она ещё ходила, правда, на костылях. Однажды она рассказала мне такую историю. Просила она (тогда ещё молодая девушка) милостыню на вокзале. А кругом — война, голод. Одна женщина, увидев её, подошла к ней и при всех стала отчитывать: «Как тебе не стыдно! У меня муж на фронте погиб, трое детей остались сиротами, еле-еле выживаем, а ты милостыню просишь!» — раздражённо сказала она.

— Так я же на костылях, — пробовала защищаться Маша.

— Ну и что? Могла бы и работать! — возмущалась женщина. — Сейчас все работают.

«У меня слёзы из глаз так и покатились, — вспоминала старушка. — До чего мне обидно сделалось, не передать. Ну как я могу работать?! Еле ноги таскаю! Решила: будь, что будет, а милостыню больше просить не буду. Обидчица моя увидела, как я плачу и поспешно ковыляю на своих костылях, и, видно, стыдно ей сделалось. Побежала она за мной, суёт мне в руки какой-то мешочек и говорит:

— На, возьми.

— Не надо, — говорю я. — Не возьму.

— Бери, бери! — женщина так и впихнула мне этот мешочек в руки.

Глянула я — а в нём картошка. До того мелкая — ну чуть больше гороха. Но в войну мы рады были всему, любым крохам. Тяжело было очень, — баба Маша горько вздохнула. — Но мы всё равно в победу верили».

Многое пришлось пережить бабе Маше: и несправедливые обвинения, и пренебрежительное отношение, и смерть близких, и одинокую старость в Доме инвалидов, и 18 лет обездвиженности в кровати. На стене у неё висела картина, изображающая Христа в Гефсиманском саду, когда Он молился в душевной агонии к Своему Отцу накануне распятия. Грехи мира были возложены на Спасителя, и Он чувствовал, как они разъединяют Его с Отцом, и этот страх вечной разлуки с Тем, без Кого Он не мог помыслить Себя, эта внутренняя борьба отразились на Его лице, и капли кровавого пота падали с Его чела на землю.

— Какой Христос был хороший, — в ответ на мои раздумья произнесла старушка. — Он за нас, грешных, страдал.

Я смотрела на бабу Машу и видела в ней какую-то просветлённость и умиротворение. Не было у неё таких часто задаваемых вопросов: «За что это мне? Что я такого сделала?», не было раздражительности и озлобленности, которые я нередко встречала у людей, подвергшихся суровым испытаниям, и которые, к своему стыду, иногда видела и в себе. От неё исходили какое-то тепло, ласковость, успокоенность.
Да, вера в Бога делает людей лучше. Это неоспоримый факт, который подтверждают и мои наблюдения, и бесчисленные свидетельства очевидцев. Особенно был резким контраст, когда однажды в третьем корпусе, который я посещала, делали ремонт, а бабу Машу временно перевели во второй.

В комнате, куда её поместили, находились ещё две пожилые женщины. Но той умиротворённости, доброжелательности, что были присущи бабе Маше, у них не было и в помине. Постоянная ругань, перебранки, завистливость — вот что я увидела в них в тот же день, когда пришла проведать свою старушку. Ни в коей мере не хочу никого осуждать, тем не менее, контраст был разителен.

Пожалуется, случалось, баба Маша на нянечек и медсестёр, вытрет набежавшие слёзы и вздыхает: «Как они, Лариса, только Бога не боятся? Такие жестокие бывают!» А потом опять улыбнётся и начинает расспрашивать: «Как твои дела? Как здоровье у мамы?»

Когда жизнь подсыпала мне очередную порцию перца и горечи, я невольно переносилась мыслями к инвалидам, у которых радостей было гораздо меньше, чем у меня. Я видела, как искренне радуются Эля и баба Маша моим посещениям, как любовь изливается из их сердец, как они готовы одарить меня тем немногим, что имеют сами. Я поняла, что Бог учит человека не только доброте, но и смирению, терпению, мужеству. Этих черт характера мне явно не хватало, и, видя их у бабы Маши, Хельви Вильямовны, я восхищалась ими и хотела их перенять.

Самые большие чудеса происходят тогда, когда Бог растапливает в наших сердцах лёд эгоизма и поворачивает лицом к другим людям, уча сопереживанию, помощи и любви.

Лариса Сенцова, г. Воронеж

Газета «Сокрытое Сокровище» август 2020 г.