У границы станции, с чьей-то доброй санкции
Железнодорожная будочка стоит:
Время довоенное и послевоенное,
Мрачное голодное в памяти хранит.
В времена те давние в этом старом здании
Стрелочник с женою и сыном проживал.
И отец о будущем, в своем сердце любящем,
О прекрасном радостном для сынка мечтал.
Время было бедное то послевоенное,
Испытанья тяжкие допускал им Бог:
Клин земли под грядкою, штаники с заплатками
Да отцовский скудный хлебушка паек.
Так и жили с краешку, мать была хозяюшкой,
А отец на станции службу свою нес.
Ожидали лучшего, а дождались худшего,
Ожидали радости, а дождались слез.
Смена шла обычная: за года привычно уж
Стрелочник участок свой утром обходил…
По лугам некошеным, по хозяйствам брошенным,
По земле израненной след его скользил.
Тихо подымалось, словно улыбалось
Ласковое солнышко в голубой простор.
В утро это росное, грохоча колесами,
В направленье к станции товарняк прошел.
А за ним стремительный пассажирский литерный
Запросился издали на свободный путь.
И движеньем правильным стрелку точно ставил он,
Но взглянул – и обмер вдруг, и стеснилась грудь!
Там, напротив домика, махонький и тоненький,
Сын по между рельсами в камушки играл…
Их надежда в старости, счастье их и радость их
Смерти надвигавшейся в игре не замечал!
Что же делать, Боже мой? Уходи! Сыночек мой!
Мысль мелькнула – может быть… стрелку повернуть?
Но тогда… крушение, гибель, столкновение!
И окончен будет сотен жизней путь!
Добежать нет времени, и отец уверенно,
Зубы сжав, дал литеру на «свободный» вход.
Массою грохочущий, сыну смерть пророчащий,
Не снижая скорости, надвигался тот.
Машинист отчаянно на ходу кричал ему,
В ужасе расширились у него глаза!
Время бег замедлило… По щекам обветренным
У отца несчастного поползла слеза…
Поседевший сгорбленный, шел шагами скорбными
Тихо к месту гибели своего сынка.
Застонал там: «Сынушка! Что же ты, кровинушка!»
В стоне том безмерная слышалась тоска.
А вдали, на станции, точно в вечном странствии
Жизнь текла вокзальная в пестрой суете.
Там из пассажирского, у платформ застывшего,
Люди, выходившие, растеклись в толпе.
Лишь потом, со временем, шли с благодарением
К месту их спасения и несли цветы.
Парадокс не мелочный – сына отдал стрелочник,
Чтобы жизни многие от беды спасти.
Потеряв Отечество, поезд человечества
К катастрофе-гибели вечной быстро шел,
Но, любя творение, Бог без промедления
На пути спасения стрелку перевел!
Там Голгофа высится, смерть Иисуса близится
Многомиллионного тяжестью греха.
Вот Он, окровавленный и толпой раздавленный,
Прошептал: «Свершилось!» — и потряс века!
Но, не снизив скорости, не убавив гордости,
По транзиту к вечности мчится шар земной.
Только те, пришедшие, как цветы взошедшие,
У креста Голгофского расцвели душой.
Сердце благодарное не забудет ран Его,
Не забудет подвига Сына и Отца.
И несут Спасителю пассажиры-жители
Поезда вселенского души и сердца!
N. N.
