Этот случай произошёл со мной в Москве, в первой половине девяностых. Тоскливо мне тогда было: безденежье, машина сломалась — чинить не на что. Иду я на вокзал и думаю обо всём этом. Впереди — толпа народа. Вдруг смотрю, у одного мужика из кармана выпадает пачка долларов. Впереди — толпа, а сзади только я, да ещё один парень незнакомый. Он тоже это заметил и толкает меня в бок: «Пополам».
А я растерялся, денег таких никогда ещё не видел. Мужик всё дальше уходит, а парень быстро поднял пачку, сунул в карман и говорит: «Пойдём во двор, поделим». А мне плохо так стало, иду вперёд, что называется, на автомате. Тут, смотрю, в толпе какое-то волнение. Мужик этот бегает от одного к другому и о чём-то спрашивает. Наконец, и к нам подбежал. «Ребята, — говорит, — вы тут не видели женщину в сером плаще? Она у меня деньги украла, девять тысяч долларов, вот сейчас только, минуту назад». «Нет, не видели», — говорит этот парень. Я ничего не сказал, а себя успокаивал тем, что действительно никакой женщины не видел. Мужик махнул рукой и побежал дальше. «Этот особо не нуждается, — сказал я себе, — ясно, что такие деньги по-честному не заработаешь».
Так говорил мне голос не то рассудка, не то лукавого. А другой голос у меня рвался откуда-то изнутри, пытаясь быть услышанным: «Не укради!» «А я и ничего не крал! Я нашёл эти деньги. К тому же это не я придумал брать деньги. Если кто и виноват в чём, так это он. А мне он всего лишь предлагает дать четыре с половиной тысячи долларов. Я купил свою машину за полторы, а тут четыре с половиной тысячи долларов! Хоть детям будет что есть вместо кабачковой икры и морской капусты в консервах». И так далее, и тому подобное.
И тут я остановился посреди улицы и кричу вслед тому мужику: «Мужик! Эй, мужик!» Парень этот шипит на меня: «Ты что, дурак, делаешь? Ты тут не один!» А я схватил его за рукав, чтобы не убежал. Тот повернулся, и рысцой к нам. Смотрит. Я говорю: «Возьми свои деньги и больше не теряй. Отдай, — говорю парню, — ему деньги». Тот кинул на меня злобный взгляд, вытащил пачку и сунул мужику.
Парень этот ещё раз прошипел мне «дурак» и пошёл куда-то в сторону. А я шёл и думал: «Вот дурак! Книжки себе не можешь позволить купить, а тысячами долларов разбрасываешься! Половину можно было бы в церковь отдать, столько всего можно было бы сделать… А машина твоя? Так ведь и сгниёт теперь, будешь всю жизнь на электричках кататься. А семья?» И так далее, и тому подобное.
Но поверх всего этого какое-то сияние, чувствую, из глубины души прорывается и всё покрывает. Какая-то чистота и светлость, просветлённость, облегчение. Стало мне вдруг как-то легко и смешно — иду и смеюсь над самим собой. Смеюсь над тем, какой я глупый, что я вообще позарился на эти дрянные деньги. Смеюсь, торжествуя какую-то победу.
Я тогда узнал кое-что о своей вере. Я понял, что она, временами, гроша ломаного не стоит. Но всё же, она есть, и я уже точно знал, что даже за четыре с половиной тысячи долларов она не продаётся.
